поэтому наша житейская логика оказалась пронизана механическими принципами. В глубину вещей интеллект не в состоянии проникнуть. Интуиция же шире житейской логики, она, по словам Бергсона, переходит за интеллект.
Бергсон исходит из той мысли, что мировая реальность, включая человеческое мышление, есть непрерывный поток, единый процесс. Рационализм, разлагав этот процесс на составные части, не может постичь его сущность, внутренний импульс. Анализ, - говорит философ, - всегда оперирует неподвижным, тогда как интуиция помещает себя в подвижность. По определению Бергсона, интуиция - это род интеллектуальной симпатии, путем которой переносятся внутрь предмета, чтобы слиться с тем, что есть в нем единственного и, следовательно, невыразимого.
К понятию интуиции близко примыкает понятие веры, которая представляет собой такое внутреннее состояние человека, при котором он убежден в достоверности чего-либо без посредства органов чувств или логического хода мысли: путем необъяснимой уверенности. Так, в существование материи независимо от нашего сознания мы верим помимо всяких доказательств. С. Булгаков даже прямо отождествлял веру с интуицией.
Быть может, самым уязвимым пунктом учения Бергсона было его категорическое отрицание роли отвлеченного мышления в деле осмысления интуиция. Хотя он справедливо указывал на утилитарный характер интеллекта, он все же недооценил значение и силу разума. Совершенно очевидно, что отказаться от него, как и от системы понятий, человек не может. Его познание носит целостный характер, в котором тесно взаимосвязаны все три уровня постижения.
Поэтому учение интуитивизма не остановилось на Бергсоне, а продолжало совершенствоваться и развиваться. Однако во всех его аспектах, будь то интенция Гуссерля или озарение экзистенциалистов, сохраняется примат глубинного созерцания, которое раскрывает человеку внутреннюю суть вещей. Именно во вживании, в развитии интуитивных способностей лежит выход из той гносеологической темницы, куда пытались заточить человека Юм, Кант, позитивисты.
То, что Кант поставил вопрос о границах я возможностях человеческого познания в центр всякой философии, является его великой заслугой. Но коренной порок кантианства заключается в том, что оно в своем анатомическом театре разума рассматривало не живое динамическое познание, а, по меткому выражению Вл. Эрна, схематический труп мысли. Именно в силу этого Кант остановился на полпути, признав невозможным для человека познать вещь в себе. Он не увидел в глубинах духа тех неисчерпаемых сил, которые способны прорвать завесу эмпирического.
Только в органическом сочетании непосредственного опыта, отвлеченного мышления и интуиции рождается высший интегральный тип познания, в котором господствует, по определению Бердяева, Большой Разум. Он не ограничивает себя узкими рамками рассудка и способен подняться в сферу парадоксального, антиномичного. Он включает в себя все силы малого разума, как целое - части. Именно это позволяет ему простирать свой взгляд от видимых явлений природы до предельных граней бытия.
Александр Мень
Создано на конструкторе сайтов Okis при поддержке Flexsmm - накрутка телеграма